Текст ОГЭ Шмелева И.С. на тему «Любовь к родному языку» (Я с нетерпением поджидал лета..)
(1)Я с нетерпением поджидал лета, следя за его приближением по хорошо мне известным признакам.
(2)Важным признаком весны-лета было появление рыжего маляра, от которого пахло самой весной — замазкой и красками. (3)Маляр приходил выставлять рамы — «впущать весну» — наводить ремонт. (4)Он появлялся всегда внезапно и говорил мрачно, покачиваясь:
— Ну и где у вас тут чего?..
(5)И с таким видом выхватывал стамески из-за тесёмки грязного фартука, словно хотел зарезать. (6)Потом начинал драть замазку и сердито мурлыкать под нос:
И-ах и тпё-мы-най ле-сок…
(7)Да йехх и тё-мы-на-ай…
(8)Я старался узнать, что дальше, но суровый маляр вдруг останавливал стамеску, плевал на пол, свирепо взглядывал на меня и начинал опять:
Ах-ехх и в тёмы-на-ам ле…
(9)Да и в тё… мы-на-мм!..
(10)И пел всё громче. (11)И потому ли, что он только всего и пел, что про тёмный лес, или потому, что вскрякивал и вздыхал, взглядывая свирепо исподлобья, — он казался мне очень страшным.
(12)Потом мы его хорошо узнали, когда он оттаскал моего приятеля Ваську за волосы.
(13)Так было дело.
(14)Маляр поработал, пообедал и завалился спать на крыше сеней, на солнышке. (15)Помурлыкав про тёмный лес, где «сы-тоя-ла ах да и со-сенка», маляр заснул, ничего больше не сообщив. (16)Лежал он на спине, а его рыжая борода глядела в небо. (17)Мы с Васькой, чтобы было побольше ветру, тоже забрались на крышу. (18)Но ветру и на крыше не было. (19)Тогда Васька от нечего делать принялся щекотать соломинкой голые маляровы пятки. (20)Но они были покрыты серой и твёрдой кожей, похожей на замазку, и маляру было нипочем. (21)Тогда я наклонился к уху маляра и дрожащим тоненьким голосом запел:
И-ах и в тё-мы-ном ле-э…
(22)Рот маляра перекосился, и улыбка выползла из-под рыжих его усов на сухие губы. (23)Должно быть, было приятно ему, но он всё-таки не проснулся. (24)Тогда Васька предложил приняться за маляра как следует. (25)И мы принялись-таки.
(26)Васька приволок на крышу большую кисть и ведро с краской и выкрасил маляру пятки. (27)Маляр лягнулся и успокоился. (28)Васька состроил рожу и продолжал. (29)Он обвёл маляру у щиколоток по зелёному браслету, а я осторожно покрасил большие пальцы и ноготки. (30)Маляр сладко похрапывал — должно быть, от удовольствия. (31)Тогда Васька обвёл вокруг маляра широкий «заколдованный круг», присел на корточки и затянул над самым маляровым ухом песенку, которую с удовольствием подхватил и я:
Рыжий красного спросил:
— Чем ты бороду лучил?
— (32)Я не краской, не замазкой,
Я на солнышке лежал!
(33)Я на солнышке лежал,
Кверху бороду держал!
(34)Маляр заворочался и зевнул. (35)Мы притихли, а он повернулся на бок и выкрасился. (36)Тут и вышло. (37)Я махнул в слуховое окошко, а Васька поскользнулся и попал маляру в лапы. (38)Маляр оттрепал Ваську и грозил окунуть в ведёрко, но скоро развеселился, гладил по спине Ваську и приговаривал:
— А ты не реви, дурашка. (39)Такой же растёт у меня в деревне. (40)Сколько хозяйской краски извёл, дурень, да ещё ревёт!
(41)С того случая маляр сделался нашим другом. (42)Он пропел нам всю песенку про тёмный лес, как срубили сосенку, как «угы-на-ли добра молодца в чужу-дальнюю сы-торонуш-ку!..» (43)Хорошая была песенка. (44)И так жалостливо пел он её, что думалось мне: не про себя ли и пел её? (45)Пел и ещё песенки — про «тёмную ноченьку, осеннюю», и про «берёзыньку», и ещё про «поле чистое»…
(46)Впервые тогда на крыше сеней почувствовал я неведомый мне дотоле мир — тоски и раздолья, таящийся в русской песне, неведомую в глубине своей душу родного мне народа, нежную и суровую, прикрытую грубым одеянием. (47)Тогда на крыше сеней в ворковании сизых голубков, в унылых звуках маляровой песни приоткрылся мне новый мир — ласковой и суровой природы русской, в котором душа тоскует и ждёт чего-то… (48)Тогда-то, на ранней моей поре, — впервые, быть может, — почувствовал я силу и красоту народного слова русского, мягкость его, и ласку, и раздолье. (49)Просто пришло оно и ласково легло в душу. (50)Потом я познал его крепость и сладость. (51)И всё узнаю его…
(По И. С. Шмелёву*)
* Иван Сергеевич Шмелёв (1883—1950) — русский писатель, публицист, философ.